Так я поясню. Лопнуло мое терпение и я поясню.
Зося, которая была упомянута в том фильме, что я вывешивала недавно про мою бабушку, т.е. бабушкина родная тетя, вышла замуж за представителя богатой и уважаемой французской семьи, с многосотлетней историей. Там же было упомянуто, что мать его была против этого брака, что неудивительно. Правда, он бы вообще никогда не состоялся, узнай она, что Зося - еврейка. Но Зося была представлена русской, из хорошей семьи, а она таки была из хорошей, все девочки были образованы и знали по два иностранных языка, французский в первую очередь, потому они в госпитале для союзников и работали.
(По этой причине еврейская тема была под строжайшим запретом в той части семьи и обсуждения на эту тему ветировались жесточайшим образом, что лично для меня было большим сюрпризом. Мама и ба очень строго меня напутствовали перед первой поездкой в Париж, с кем можно, а с кем отрицать категорически, если начнут расспрашивать. Жаклин, старшая из дочерей Зоси, призналась своему мужу в том, что ее мать была еврейкой, только после 60 лет брака, он, впрочем, отнесся к этому сообщению с типично французским юмором. Родственникам в моем поколении семьи все это тем более смешно, с моими кузинами мы как-то в баре пришли к закономерному выводу, что наши родители (обобщенно) просто слегка ку-ку на этом вопросе, утетрявшем уже всякий смысл.
Но среди старших даже по сию пору там еще споры идут, на том основании, что прапрабабушку мою звали Елена Баженова, а о происхождении ее вообще ничего не известно, хотя спорить тут совершенно не о чем, замужем Елена была за человеком по имени Соломон, а у ба в свидетельстве о рождении тоже все ясно написано, чем моя тетя, живущая ныне в Израиле, воспользовалась совершенно недвусмысленно. Но это я отвлеклась).
Дочери Зоси - их было трое, - вышли замуж соответственно. Двое - за представителей старинных аристократических фамилий, настоящих аристократических, с нужными приставками, записями в приходских книгах, прилагающейся к этому делу собственностью, начавшей отстраиваться чуть не от пятнадцатого века, и прочим сходным. Третья, как предполагалось, вышла не слишком удачно, за обыкновенного финансиста, который впоследствии стал президентом Креди Лионе, тоже, в общем, не хухры-мухры. Дети этих дочерей (это поколение моей матери), они уж выходили замуж и женились без особенной оглядки на, хотя один из моих кузенов все-таки аж целый граф, титул достался ему от отца. Но он скорее язык себе отрежет, чем скажет об этом вслух, и вообще на это плевать хотел, даже его русская жена Маша узнала об этом тоже сколько-то там сильно спустя после знакомства, практически перед самой свадьбой.
Короче говоря.
Мне было, где посмотреть и у кого спросить, я хочу сказать. Чем я с удовольствием и занималась, ясно, что для девочки, родившейся в СССР, иметь таких родственников было очень необычно, мягко говоря.
Так вот.
Для любого человека из этих белокостных и голубокровных фамилий было и есть совершенно немыслимо, категорически немыслимо заявить вслух о том, что 80% населения не являются носителями морали, а они сами пришли в этот мир для облагораживания среды из этих вот. Невозможно представить, чтобы они уравняли социальное происхождение человека и его душевные или умственные качества.
Невозможно, чтобы тон их голоса или выражение лица хотя бы на йоту различались при разговоре с продавцом и профессором именно потому, что они говорят с людьми разного социального положения.
Невозможно представить, чтобы они предпочли выделиться одеждой, драгоценностями или чем-то другим, оказавшись среди людей бедных.
Невозможно представить, чтобы они потребовали себе вип-зон или выделенных мест, вообще вслух потребовали какого-то социального апартеида, да еще и как должного.
Невозможно, чтобы они постарались специально подчеркнуть свою выделенность или избранность и провести черту "мы не они" вместо того, чтобы ее скрыть.
Как-то моя троюродная бабушка Анна сказала мне, что король может себе позволить говорить с каменщиком на равных. Возможно, что это какая-то пословица, я не уверена, но в этом определенно что-то есть, самый бедный, который беден настолько, что свободен от страха потери вещей или положения, и самый богатый, который богат настолько же, могут говорить друг с другом свободно, просто как человек с человеком.
Наверное, это родовая память о французской революции, возможно, что и так.
Но все настоящие аристократы, которых я знала или знаю, все они никогда и ни при каких обстоятельствах не позволят себе сказать или показать, что они не считают других людей равноценными себе. Не другими, а именно не равноценными.
И с тех пор, как я себе это уяснила, я считаю именно это первым признаком аристократизма. Если его нет, никакие сумки, машины, места проживания и оконченные кафедры вам не помогут, а будут только ярче выдавать вашу истинную принадлежность на фоне самого яркого свидетельства невысокого происхождения - представления о том, что более обделенные чем бы то ни было (деньгами, образованием, связями) родились, чтобы служить вам или стараться выбиться "в люди" и стать похожими на вас.
Дикси. Так этому горе-филологу и передайте.