Другой факт, который пока не осмысляется вообще - что самые радикалы, это как правило не понаехи, которые en masse бегут от радикалов как раз. Это французы/немцы во втором-третьем поколении, внезапно ударившиеся в ислам. Знал оного турконемца тут, инженер электронщик. Родился в Германии, родители нерелигиозные, школа, армия, ВУЗ. Жена итальянка. Жаловался что младший брат - разница 10 лет, отпустил бороду, на всех и все положил, ездит в арабские страны и говорит что у него все украли кяфиры. Родители ничего не понимают и в шоке, он тоже.
Я не знаю, насколько утверждение об en masse верно с точки зрения статистики. Но мне лично кажется закономерным самое явление.
В этом виноваты не мусульмане и не ислам как таковой, он разный.
В этом виновата не колоссальная разница культур и социального уклада не только между Европой и мусульманскими странами, но и внутри самого исламского мира - сравните Эмираты (среди которых есть и очень либеральные), Саудовскую Аравию, Иран, Турцию, Алжир и Судан. Это даже если не заходить мысленно на другую сторону в Пакистан или Индонезию.
В этом виновата даже не уставшая культурно от вообще всего Европа с ее уставшими от всего и даже от самих себя европейцами.
И не то, что она готова расставаться с самой собой под диктовку чиновного Евросоюза, стирая базовые символы европейской средиземноморской культуры и все религиозные коннотации, связывающие европейца сегодняшнего с европейцем вчерашним через тысячелетия. Спецвставка переводная для атеистов - В европейский культурный код уже просто не влезают никакие крупные и сильные мемы, похоже, что он заполнен под завязку, и Европа сама нам новых мемов не родит, она была слишком, исключительно щедра на них на протяжении своей истории и теперь расплачивается за это. По крайней мере, сейчас это выглядит так, словно резерв исчерпан.
И дело не в том, что мусульманские культуры, которые были посеяны в диких общинах и племенах культурами более старыми (а Иран и сейчас еще помнит себя до исламского периода, мне в жизни даже повезло встретить настоящего зороастрийца, в Орликоне работал, между прочим:), к такому стиранию своих границ и фактическому исчезновению не готовы. Они молоды, они не хотят готовиться к неизбежному, они хотят жить, размножаться, развиваться и побеждать. Они не хотят превращаться в бесполое нечто без своего лица и имени и сопротивляются всеми силами, как умеют.
А в этом виноват чиновный европейский мир, бездушный, нечувствительный к неформализованной жизни, довольно-таки тупой и сильно просчитавшийся относительно своей мультикультурной модели.
Который решил, что самое лучшее средство от непродуманной иммиграционной политики это устроить нечто вроде Советского Союза в модели капиталистического мира, просто не называя атеизм атеизмом, вменявшимся в безусловную обязанность советскому человеку для успешной социализации. Так, тихой сапой устроить что-то вроде, не называя вещи своими именами и представляя носителей конкретных религий, в том числе, совершающих преступления, движимые и религиозными мотивами, как просто людей, которые сделали это по какой угодно причине - они были больны, они были в депрессии, они были не социализированы или безработны, или даже и вообще нелюди (как умудряются ляпнуть некоторые, Брейвик мысленно с вами).
По какой угодно причине, но только не потому, что это люди со своей верой и культурой, которая в числе прочего при столкновении с культурой иной может приводить именно к такому результату. Только не это.
Они решили, что вместо того, чтобы четко определить социокультурные границы, затратно и ответственно регулировать приграничную зону и правила соприкосновения в ней, лучше устранить все границы вообще. Нет границы - нет проблемы, решили они. Вместо того, чтобы научиться их видеть, уважать и стараться не переступать. Те самые, кто призывает уважать территориальную целостность и территориальные границы как святое, могут легко закрывать глаза на существование целостности этнической и культурной. (Это и не так удивительно, с другой стороны, если вспомнить еще совсем недавние плоды столкновения Европы с другими культурами по месту их проживания. История колониальной политики это отнюдь не история гуманизма и уважения чужих ценностей).
Теперь в ходу "все наше - ваше и наоборот". Полный культурный социализм, да еще и в принудительной форме.
Но так это не работает.
Тому свидетельством все эти бесчисленные гетто и этнические районы - так это не работает. Молодые неинтегрированные культуры понимают это очень просто - ок, ты убрал границы, значит, тебе это не нужно, тогда я это возьму и построю свою границу. Не потому, что они дикие, плохие, недоразвитые. Потому, прежде всего, что они не хотят становиться моделью человека евросоюзного, как его себе представляют в Брюсселе.
Не хотят и не могут.
Да она и не стоит того, чтобы ею становиться. Это мое частное оценочное суждение, знаю, что многим нравится. Но я сильно подозреваю, что к тому же выводу приходят и те, о ком была речь в первом абзаце, они просто не хотят превращаться в полумертвого человека, кастрированного в своих мыслях и желаниях и принуждаемого постоянно лгать, в том числе, самому себе.
Виноваты те, кто сейчас верещит со всех экранов пустые словеса про европейские ценности, которые опять и снова ничему не помогут, потому что не находят действительного деятельного отклика ни в тех, ни в других. Одни их утеряли или повторяют из страха быть битыми за правду, другим они просто не нужны.
Виноваты те, кто вместо принципа "не раздражай" положил в основу принцип "не раздражайся", изнасиловав и извратив саму человеческую природу.
Они виноваты. И они снова лгут. Лгут о том, что их вины здесь нет, что виноваты обезличенные, не имеющие ни веры, ни убеждений, ни культурной истории, ни человеческого облика террористы, обезумевшие убийцы, действия которых невозможно объяснить рационально, а только животным порывом.
А это значит, что убийства повторятся снова.
И никакие таблички, никакие проявления солидарности, никакие миллионы на улицах это не предотвратят, потому что люди с табличками это просто миллионы новых жертв, отданных на заклание тупой европейской бюрократией, не имеющей лица, потому что она отказалась от него добровольно и с умыслом.
Нет лица, не с кого и спросить.